17

Я поняла, что мешало мне писать дальше свои фички и вести дневничок! Это та самая фраза "да кому это надо?!". Ура! Я нашла решение своей крайне личностной и крайне трепетной проблемы! Взросление помогло мне осознать себя! И осознать чтоооо?
Да мне просто параллельно как-то стало на мнения извне, да.

Вот пусть тут будет фичок по Неверу, который стынет у меня в столе уже год. Ну как фичок, зарисовка. На случай очередных глюков у ноута, пусть валяется тут.
АУ - вторая мировая, очень альтернативная реальность. Надеюсь довести до ума когда-нибудь

на свой страх и риск

Это должно было произойти. Когда-то это должно было произойти. Когда-то, но не сегодня.
Касавир был уверен, что не сегодня, но вот проклятье – его машину тряхнуло, ударило так сильно, что он едва удержал штурвал, и он перестал её чувствовать. Это ощущение было сродни тому, чтобы потерять контроль над собственными ногами. Сродни тому, чтобы знать: они есть, они могут двигаться, но по какой-то причине сейчас неподвластны, как бы горячо ни было желание вновь их подчинить собственной воле.
Левый двигатель задыхался черным дымом, а от правого остался только каркас, который был куда прочнее турбины. С крыльев сыпались куски фюзеляжа, будто налепленные дедсадовцем листки бумаги с криво склеенной модели. Земля была все ближе и ближе, и уже перестала быть похожей на замшевый ковер. Касавир видел отдельные деревья, серый холмик-муравейник деревни, притулившийся около черных от сажи полей, видел бархатный лес, в котором уже мог различить отдельные деревья. Его поднимало над креслом с такой силой, что, если бы не пристяжные ремни, он бы, наверное, вышиб головой крышу. Перегрузки были ему не в новинку, да и падать приходилось не в первый раз, но впервые все было настолько плохо.
Он глянул на приборы – тяга упала до нуля. Двигатель задохнулся в гари, засипел и взорвался вспышкой ярких искр. Самолет каким-то чудом не сваливался в пике, и еще большим чудом не разваливался – хоть и должен был, после прямого-то попадания.
- Давай, родной, давай, еще немного, давай, мой хороший, ну же, ну ещё чуть-чуть…
Деревья уже не казались мягкой замшей, деревья щетинились острыми сучьями совсем близко. Напорешься на них – и что потом? И ручка катапультирования манит, но она одна, а в кабине двое. Касавиру некогда было посмотреть, как там Кариона, и он старался не думать о ней – по крайней мере, сейчас. Сначала сесть, хоть как-то. Хоть как-нибудь. Выжить. Она в хвосте, ей безопаснее. Удар будет идти прямо, сомнет корпус, но она должна остаться цела.
-Давай, давай, давай же, блять!
Ветви скребанули по корпусу, и Касавир стиснул зубы ещё сильнее, до боли, до темноты в глазах. Штурвал казался тяжелым и бесполезным, но он все равно держал его, хоть до земли оставались считанные метры, доли секунды, один-единственный вздох.
Он успел увидеть место, где их самолету суждено было завершить свой последний полет, и, увидев его, расслабился так, что, когда они все-таки столкнулись с землей, Касавира мотнуло, как манекен, вверх, вперед и влево.
Самолет с вязким чавканьем врезался в мягкую землю, пропахал её брюхом, зарываясь все глубже и глубже в торф, и накрепко завяз. Огонь на двигателе потух, залитый брызгами болотной жижи, окна зазеленели от тины и размолотого мха.
Первые несколько секунд Касавир мог только дышать. С дыханием к нему приходило ощущение того, что он все-таки остался жив. Наверное, даже если бы у него были серьезные раны, он бы не почувствовал – самое важное сейчас было только то, что он мог вдохнуть и выдохнуть. И ещё раз вдохнуть и снова выдохнуть. И опять. И еще миллион раз. Он был жив.
- Твою мать, - сказал он сипло и так тихо, что почти не слышал собственного голоса. – Твою мать. Катя? Катриона? Кать?..
Она не ответила.
Кабина быстро заполнялась водой. Мутной, липкой и густой от торфа и перегноя. Касавир чувствовал, что самолет, или, вернее, то, что от самолета осталось, погружается вниз. Медлить было нельзя, и он, пересилив слабость, отстегнул ремни. Они показались ему такими тяжелыми, будто бы были выплавлены из свинца.
На то, чтобы выбраться со своего места и встать на остатки сломанного крыла, у него ушла вечность.
- Кать, - позвал Касвир, и снова не услышал слов, и со злости стукнул кулаком по закопченной обшивке. – Катька, вставай. Вставай, твою мать! Расселась, идиотка! Мы тонем! Вставай!
Если он и не слышал своего голоса, то она – точно услышала. Обернулась и посмотрела на него пугающе ясными глазами. Улыбнулась.
- А ты и правда крут, - сказала она сипло. – Смотри-ка. Посадил нас. Даже так – посадил. Три из ста. Три процента на успех, и все твои. Ты просто… Любимчик бога. Любого бога, хер с ним, какого именно. Кто-то хочет, чтобы ты жил.
- Вставай, блять, - обессилено прохрипел Касавир. Он видел, как в уголке её рта пузырится кровь, но все почему-то думал, что это она просто прикусила щеку или язык, пока их болтало в воздухе. – Давай, давай, скорее, черт тебя дери, - он потянулся, чтобы отстегнуть её ремни, дернул погнутый карабин, но тот не поддался. Он дернул ещё и ещё – и выдрал его с мясом, весь мокрый и почему-то багряный.
- А я, знаешь, замуж хотела, - зачем-то сказала Катриона. Кровь текла у неё по подбородку, капала на грудь и струйкой лилась к размозженным в кровавую кашу, залитым водой и жидким торфом ногам, которые смяло вдавленными внутрь самолета обломками корпуса. – За тебя, между прочим. Я бы детей тебе родила. Штук пять. Или больше. Тебе хочется рожать детей. Ты сильный. И дети сильными будут. Теперь уж точно никак. А ты бы взял меня замуж?
И Касавир вдруг понял, что все, конец. И что не те секунды, пока они падали, и не те мгновения, пока его мотало туда-сюда в неизвестности, и не беспамятство в полной дезориентации были страшными. Страшно было то, что происходило сейчас, и он пожалел, что не направил самолет на деревья, что пытался вытянуть его, не смотря ни на что. Лучше уж сразу умереть, только бы не видеть этого.
- Катька, - прошептал он, поймав её слабую, мягкую руку. – Конечно, взял бы. Как тебя можно не взять? Ты же… Ты лучше всех.
- Я бы хотела дом, - шепнула она торопливо, будто боялась не успеть. Самолет медленно погружался в трясину, и Касавир чувствовал, как вода подбирается к голенищам сапог, но на это ему было совершенно плевать. Он бы сделал что угодно, лишь бы Катрионе не пришлось умирать одной, но самое меньшее, что он мог сейчас – это оставаться с ней столько, сколько будет возможно.
- Я бы хотела землю, - повторила она, сглатывая пузырящуюся на губах кровь. – И чтобы палисадник и смородина. Красная, черная, белая… И чтобы варенье варить. Корову, сеновал, лошадь. Санки зимой. Печку. И дом такой, деревянный, крепкий. Я из деревни. Ты бы такое не захотел, да? Ты не захотел бы…
- Я люблю смородину, Кать, - сказал Касавир одними губами. – И сани. И деревенские дома. Прости меня. Я тебя не уберег. Я должен был. И не уберег. И мечту твою… Я виноват.
- Ничего, - Катриона посмотрела на него своими чертовски ясными глазами. Покореженная от взрыва пулеметная установка упиралась ей в плечо, и она сидела к Касавиру вполоборота. Он уже не видел её ниже груди – так высоко поднялась вода. – А я тебя давно любила. Девки смеялись, а я всерьез. Как увидела, так сразу. Но я же знала. У тебя жена. Нельзя. Ты всегда был такой строгий. Серьезный. И я думала, что не стоит. Думала – потом. Думала, успею. Всё успею, Кас. А, оказывается, нет. Так ничего и… Нет. А у тебя жена же, да? Жена?
- Бывшая, Катька, - шепнул он. – Ты бы хоть сказала, что ли. Мы же, мужики, намеков не понимаем. Ты бы сказала. Ну что ж ты, а… Кать?..
- Бывшая, - повторила она одними губами. – Вот же какая я дура, я же…
Касавир ждал, но она не продолжила. Только смотрела на него своими ставшими невероятно ясными и непостижимо мудрыми глазами. Он видел, как её зрачки расширяются, и видел, как перестает пузыриться кровь на её губах. Самолет бесшумно опускался вниз, в необъятную и несытную трясину, и, когда тянуть было уже совсем нельзя, Касавир закрыл Катрионе глаза. У него совсем не осталось времени, и он едва успел сам выбраться по изломанному крылу на относительно сухое место – и только тогда вспомнил, что испачкал её веки кровью и грязью, и не успел стереть. Это казалось ему невероятно важным.
Он слышал, как с плеском сомкнулась водяная жижа над самолетом, но так и не обернулся. Не мог заставить себя посмотреть. Не мог видеть. Многое видел – а это не смог.
Рядом торчало из зыбкой почвы какое-то деревце, обглоданное зимой и иссушенное летнем зное, хрупкое, лишенное коры. Касавир сел на землю и оперся об него спиной. Пахло тиной, керосином и кровью. Где-то вдалеке он слышал гул взрывов и натужное жужжание самолетов, но все это было далеко. Война, от которой он со своим подбитым искореженным самолетом оторвался, как искра от бумажного листа, горела в нескольких километрах от него, а ему впервые не хотелось возвращаться.
Хотелось спать. Касавир взглянул на небо – солнце склонялось к горизонту, ещё недостаточно низко, но его свет уже становился дымчато-прозрачным; дело шло к закату. Дымный след самолета рассеялся, будто его и не было. Касавир знал, что их вряд ли найдут, даже если станут искать – сломанных деревьев они не оставили, да и сам самолет с высоты не разглядеть.
Касавир закашлялся, глухо, хрипло и надрывно. Кашель разбередил боль – будто из ниоткуда резануло по ребрам, почему-то по левому плечу. Он сплюнул на мох кровью, морщась пощупал длинную мышцу между плечом и шеей, рассмеялся, как сумасшедший, зубами сорвал с правой руки перчатку и пощупал снова. Первое ощущение не обмануло – казалось, что он щупает кусок сырого мяса в лавке мясника, только мясо почему-то теплое и скользкое. Касавир попробовал пощупать еще, но боль вдруг накатила настолько сильной волной, что у него потемнело в глазах.
Он уронил правую руку, перепачканную в его собственной крови, и бездумно уставился на небо. Ещё недавно такой сильный, сейчас он чувствовал себя слабым, как котенок, и вряд ли смог бы сдвинуться с места. Касавир чувствовал, что из раны на плече сочиться теплая кровь, что ребра сводит болью, что одежда на боку начинает намокать, и кровь стекает от груди чуть не до пояса, пропитывая одежду.
- Ладно, Катька, - проговорил Касавир, как мог, внятно – будто она могла слышать эти слова под водой.- Недолго тебе придется жениха ждать. Всё будет… - он закрыл глаза, переходя на шепот. – И дом… будет… И печка, и дети, много… А девки пусть смеются… И будет смородина… Кустами… Смородина…
Солнце обвалилось за горизонт в один момент, и вдруг выскочило обратно, и приблизилось, и болезненным жжением ударило его по щеке, по одной, по другой, и ещё раз, и снова, и ещё…
Касавир хрипло втянул воздух и с усилием поднял веки – ничто прежде не казалось ему настолько сложным, как это простое движение. Солнце таращилось на него зелеными, живыми, взволнованными глазами.
- Больно, - шепнул он. Солнце зажмурилось, и распахнуло зеленые, вполне человеческие глаза, вновь.
- Пей, - сказало оно, поднося к его губам что-то холодное. – Пей, живо. Пей. Ну давай, давай, родной, потихоньку. По глоточку. Немножко. Ты жить хочешь? Хочешь жить, а?
- Нет, - шепнул Касавир, но ему в губы ткнулось холодное стекло, и он покорно глотнул. Рот и горло мгновенно обожгло, он с трудом перехватил дыхание, закашлялся, сплюнул кровью на мох, и замотал головой.
- Тихо, тихо ты, - зашипело Солнце, удерживая его. У Солнца были маленькие горячие руки, сильная, цепкая хватка, внимательный взгляд. – Ты был на самолете, да? Ты разбился. Я видела. Я пришла помочь. Ты был один? Один?
- Да, - сказал Касавир, глядя собственную левую руку – кисть казалась ему чужой и какой-то темной, и пошевелить ею он не мог. – Я один. Один, – он поднял указательный палец на правой руке.
Солнце перехватило его взгляд и нахмурилась.
- Нужно к врачу. Я тебе помогу. Ты идти можешь? Эй? Ты меня понимаешь? Идти? Можешь?..
Касавир откинул голову, уперся макушкой в выбеленное, выхолощенное, мертвое дерево.
- Нет, - сказал он.
- Что?
Он помотал головой.
- Ладно, - сказало Солнце, глядя на него серьезно. – Давай-ка, держись за меня.
В ней было росту, как в девчонке-школьнице. Касавир ухмыльнулся про себя – лучше бы оставила его на месте, но она, как ни странно, действовала довольно быстро. Сдернула с себя плащ, вытащила из голенища сапога нож, раскромсала ткань на полоски. Быстро соорудила что-то вроде бандажа. Он чувствовал, как плети ткани охватывают тело, но никак не ожидал того, что его с такой силой потащит куда-то.
- Если помрешь по дороге – я тебя убью.
Касавир устало кивнул.
Он помогал ей, как мог, старался идти сам, но все же – большую часть пути она почти несла его на себе. Он совершенно не понимал, откуда у неё берутся силы. Едучий крепкий травяной настой, который она в него влила, ещё на болоте подействовал, по крайней мере, на его голову – Касавир понимал, где он и что находится вокруг. И понимал, что девчонка, которая волочет его через лес непонятно куда, ростом едва ли не вполовину ниже его. И что на вид она как подросток. И что она неестественно худая, даже в своих теплых одежках. И что, помимо него, она тащит ещё и оружие – на её спине болталась старенькая винтовка. Она вовсе не была Солнцем и не подходила под романтические образы – обычная голодная девчонка – каких много.
- Пришли почти, - сказала она глухо, когда они приблизились к густому бурелому. – Ну потерпи ещё немножко, ну… Потерпи, мой хороший.
Касавир ухмыльнулся – слишком уж хорошо знал этот тон и слова, которые она говорила. Правую руку он совсем не чувствовал, ни капельки. Ноги были ватными, суставы будто размозжило совсем. Голова кружилась так, что, если бы не девчонка, он бы упал.
Ветки разошлись, будто сами собой, и под ними оказался лаз. Касавир наклонился, не удержался на ногах, и упал, прямо на девчонку, которая только вздохнула, как лошадка, и медленно поволокла его вперед. Касавир чувствовал, что должен ей помочь, но тело его не слушалось, совсем как потерявший управление самолет. А девчонка почему-то смотрела на него пристально, морщилась от напряжения и все шептала ласково:
- Ну, родной, давай, чуть-чуть же. Ну, чуть-чуть, потерпи. Не умирай, ладно, только не умирай. Сейчас, сейчас, все будет хорошо. Вот прямо сейчас. Ну, давай…
Касавир моргнул. Над ним склонился человек в белой марлевой маске и такой же шапке. Он видел только глаза и очки в темной роговой оправе.
- … никак, - сказал он. – Большой риск.
- Он же пилот, - сказало откуда-то со стороны Солнце. Голос, хоть и искаженный, звучал сдавленно и горько. – Он же не сможет летать. Неужели никак нельзя?..
- Ты меня совсем за дурака держишь?.. А он и без руки много что сможет. Главное, живой останется. Главное – живой! Что ты ревешь, идиотка?!
Касавир машинально повернул голову налево. Он лежал на самом краю широкого круглого стола – чувствовал, что ноги и правая рука свисают с него. Левая рука лежала на бело-красной простыне – Касавир только через пару минут понял, что красной простыня стала от его же собственной крови.
- Пожалуйста, - сдавленно сказала девчонка -Солнце.
- Сказал же, нельзя, хочешь, вон справочник открой и почитай, ну что я, по-твоему, волшебник?!
Касавир все смотрел на руку, которой не чувствовал, и она казалась ему чужой. Собственные пальцы, темные и какие-то опухшие – как рука восковой куклы, оплавившаяся от тепла. Он вообще не ощущал её своей. Она казалась ему ненужной и чужеродной.
- Режь, - сказал он вдруг очень четко. – Если знаешь, что только так надо – режь. У тебя яйца есть вообще, или как? Девчонку слушаешь. Блондинку. Придурок.
Человек в белой маске наклонился над ним, внимательно рассматривал его лицо, пока он говорил, а потом отчетливо вздохнул и выругался под нос.
- Давай иглу, - вслух сказал он девчонке - Солнцу. – И держи его. Будем шить. Долго шить. А не поможет – отрежем нахер, но уже по плечо. Согласен?
Касавир коротко кивнул.
- Больно будет - кричи. Кричи, понял? Легче станет, – девчонка-Солнце взглянула на человека в маске удивленно, а тот только зло цыкнул. – Держи его крепче, сказал. Начинаем.
И все, что Касавир помнил дальше – это боль и цепкие горячие руки на плече и груди.
Ему казалось, что он лишь прикрыл глаза на мгновение и почти сразу же открыл их, а на самом деле прошло куда больше времени, чем он думал. Острая боль ушла, сменившись такой же по интенсивности, но на порядок более спокойной болью. Раненое плечо ныло, а левая рука горела огнем, и если раньше Касавир чувствовал, что боль концентрируется и сжимается до размеров раны, которую серебряной блесной иглы баюкал хирург, то сейчас ему казалось, что всю конечность от плеча и до кончиков пальцев зажали решеткой жаровни и она медленно горит над алыми углями.
Касавир поморщился, ощупал поверхность, на которой лежал, правой рукой. Наткнулся на грубую ткань, под которой что-то хрустело, шелковистую шерсть и плотный, сырой брезент. Касавир поглядел на потолок – и тот оказался необычно низким, да ещё и сквозь него торчали тонкие сплетения корней.
- Это землянка.
Он повернул голову. Под затылком расползалось что-то плотное, что служило ему подушкой. Касавир попытался поправить ткань здоровой рукой, но девушка, которая сидела возле него и которая сказала про землянку, успела раньше. Приподняла его голову, подпихнула что-то под шею и под затылок, погладила по волосам. Касавир шумно вздохнул, но сдержался и промолчал. Девушка истолковала это по-своему.
- Землянка, - сказала она, потыкав указательным пальцев вверх. – Под землей. Как крот. Ты знаешь, кто такой крот? - она загребла воздух тонкими пальцами. - Кро-от. Он роет землю.
- Аланна.
Касавир повернул голову, чтобы полностью видеть мужчину, который подошел к ним обоим. Мужчина был невысокого роста, но ему приходилось пригибаться, чтобы не задеть головой зыбкий потолок. Касавир узнал его по глазам – это был тот самый хирург, который кричал на девчонку-Солнце. На ту самую девчонку, которая волоком тащила Касавира с болота, называла его родным, хоть и не знала даже его имени и уговаривала продержаться ещё совсем немного, и уговаривала не умирать. Он скосил глаза - девчонка сидела тут же, бледная, с синяками под глазами, серая от голода и усталости, гордая, как королева. Она только что смешно показывала крота, а тут вдруг вытянулась по струнке и замолкла. Видно, хирург и правда был хорош – или просто был один на множество раненых и оттого казался почти волшебником, способным воскрешать из мертвых.
- Рана не настолько серьезная, как мне показалось сначала, - сказал хирург, и внимательно посмотрел Касавиру в глаза. – Вы меня слышите?
Он кивнул; ничего другого все равно не оставалось.
- Вы меня понимаете?
Он кивнул снова.
- Вам будет легче, если я стану говорить на другом языке?
Касавир покачал головой. Он знал три языка, и ему было плевать на то, как с ним будут разговаривать. Он понимал, что сейчас самое важное – понять, где он находится и кто эти люди вокруг него.
- Вам будет легче, если я буду говорить так? – спросил его врач на давно позабытом наречии.
Касавир помотал головой. Этот, четвертый, язык, он позабыл давно, и, как ему казалось, накрепко, но вот поди же ты – он всплыл неведомо где, под землей, в глуши, посреди болота.
- Я знаю этот язык, - сказал Касавир, удивленно замер и склонил голову на бок. – Могу на нем говорить. Не хочу. И я не слышу свой голос - он помотал головой, здоровой рукой потрогал лоб – мокрый и горячий, но целый и даже без повязки. – Не слышу свой голос. Понимаете?
Без белого, скроенного из простыни, халата и маски врач казался совершенно другим человеком. Прежде у него был только голос, лоб и пытливые, пронзительные глаза, а теперь к ним добавились прочие черты и он вдруг стал человеком.
- Это пройдет, - сказал врач, немного помолчав. Касавир не был уверен в том, что он понял его, но врач вдруг улыбнулся профессионально несмываемой улыбкой. – Всё проходит, знаете ли.
- И это пройдет, - окончил Касавир. Он действительно старался говорить, но не мог. Ему казалось, что горло изнутри набито хлопком и ватой. Звуки тонули, даже не зародившись, даже не успев стать слышимыми, оставались одним лишь усилием.
Врач внимательно смотрел на него
- Да, - сказал он сухо. – Это пройдет. Нужно будет жить дальше.
Они поняли друг друга без лишних слов – до конца поняли: обоюдное отчаяние, и обоюдный ужас, и бессилие, и гнев, и желание избавиться от необходимости жить, бороться, цепляться, выкарабкиваться, выживать. Выжить - ради сомнительного шанса выкарабкаться ещё раз, по окончании той мясорубки, куда затягивало даже не людей, а целые поселения, выжить вопреки, выжить сейчас, и погибнуть годом позже; выжить, остервенело цепляясь за жизнь, только для того, чтобы потерять способность дышать в одно мгновение – потерять или пронести это ощущение неминуемой потери сквозь всю, чудом оставшуюся длинной, жизнь. Вот что на войне было самым страшным, и они оба это понимали.
- Это пройдет, - повторил врач, и было понятно, что он знает – это ощущение останется навсегда. Касавир кивнул. Он знал, что голос вернется к нему, и он снова сможет говорить. Голос вернется, а вот ощущение бесконечности жизни – не вернется никогда. Теперь он точно знал, что умрет, и знал, что, если удастся выжить до конца – будет только хуже.
Врач потрогал его за плечо сухой и твердой, холодной ладонью – будто сама Смерть прикоснулась, приласкала и ушла ждать лучшего случая.
- Отдыхай, - сказала Смерть серыми от голода и усталости губами врача. – Я скоро вернусь.
Касавир кивнул.
- Аланна?..
Касавир закрыл глаза.
Солнце коснулось его лба и век. Тепло пробежало коротко и пропало, и вернулось заново, и обожгло, и обволокло, и ударило до боли сильно – травяным отваром и запахом спирта. Касавир закашлялся.
- Лежи смирно, - проворчало Солнце рядом с ним. Золотистые лучи горели огнем и спиралями спадали в стороны, отчего-то лишь бросая медные отблески, но не воспламеняя все вокруг – хотя они должны, должны были!.. – Не смей дергаться! Возни с тобой…Притащила на свою голову… Думаешь только о себе!... Ублюдок меркантильный!... Только посмей умереть!... Только посмей у меня!..
Она ворчала и поила его едкой дрянной водой, от которой Касавир кашлял и мотал головой; она только сердито прикрикивала на него и дергала за здоровую руку. Она оказывалась рядом, когда он выпадал из забытья, и поэтому ему казалось, что она все время была рядом. Солнце по имени Аланна, сгусток жизни, который умудрялся отгонять вездесущую Смерть не только от себя, но и от него самого.
- Ты молодец, - шепнул ей Касавир как-то раз. Она посмотрела на него странно и насупилась. Он вопросительно приподнял брови.
- Сам ты пиздец, - обиженно протянула она. – Да иди ты в жопу, зачем я тебя вообще выхаживаю, надо было оставить тебя в болоте, грубиян!..
Он рассмеялся – непривычно для самого себя без различимых звуков. Война забирала многое, в том числе и восприятие. В том числе и у него – но с Солнцем рядом ему это не казалось проблемой. Она была забавной, и угадывала интуитивно все его мысли. И, кроме того, благодаря ей Смерть отступила. Правда, насколько далеко – никто не знал. Но даже этой краткой передышки хватило на то, чтобы восстановить силы. Хотя бы немного.

---

внезапно

Я проснулась. Спустя почти год - или сколько там прошло. Все же приятно иметь место, куда можно слить мысли - особенные мысли. В сознании (по крайней мере, в моем сознании) есть крючок с гордой алой ленточкой и надписью "это важно!". Другое дело, что часто нет времени или желания отметить это самое "важное".
А я отмечу. Потому что сейчас космос (звезды,всякие там зодиаки и китайские календари, мироздание, божественное провидение, великий и всеобщий похуизм Будды, ect.) в общем, то множество внешних причин сложилось так, что у меня получилось вывести числовую бля такого слова нет некую закономерность.
Все помнят Гарри Поттера? Люди, которые смотрят эту запись в своих лентах и думают "какого хрена оно проснулось?!", вы помните Гарри Поттера? Вы помните нумерологию?
Короче, суть поста дальше и очень кратко. Я наблюдала за собой в течение нескольких последних лет и вывела забавную закономерность рандома. К чему тут нумерология, спросите вы?
Моя сегодняшняя интересность - я и числа. Серьезно. Я жалею, что учила в свое время все, кроме нумерологии. Все, ВСЕ, нет, чтобы вы понимали, АБСОЛЮТНО ВСЕ И ДАЖЕ НИКАК ОТ МЕНЯ НЕ ЗАВИСЯЩИЕ ВЕЩИ подчиняются этому правилу. Точнее, не правилу, а числам. Их всего три. 1*, ** и ***.
Почти как известные тройка-семерка-туз, только я на свои числа никогда и ничего не ставлю. Да и вам про них не расскажу. Зачем пугать удачу?
Если я еду куда-то и не заказываю место - да, оно будет или 1*, или номер вагона будет соответствовать 1*, ** или ***; или номер сидячего места будет двузначным, и если это не 1*, то точно ** или ***.
Написала бы числа - но вдруг счастливые числительные перестанут работать? И придется искать новые счастливые числительные и делать их счастливыми?
А что у вас по части нумерологии, ребятки?
Но так-то я не суеверная, да.

@темы: будни, восхитительное сегодня, газебо с енотами

---

16

фух, совсем забегалась.
А, между прочим, скоро Новый год.

время безудержного веселья!

@темы: будни

---

14

Что-то это так в ритм меня сегодняшней, пусть будет тут.

@темы: восхитительное сегодня, газебо с енотами

---

14

Мне тут от  *cyan-fox поступила новость по поводу того, что обожеобожемойнеужелинеужели сегодня lostfilm выпустили озвучку первой серии Константина.
И там вот так.

копипаста и многагифак

27.10.2014 в 20:29

Пишет  FiveFish:

Константин

+9

Крипота

Короче, я пошла смотреть. Люблю, знаете ли, мужиков, способных изгнать демона.

@темы: сериальчики, сыч по имени Вдохновеныч

---

13

В ботаническом саду Петра Великого открылась выставка орхидей. Я была на подобной выставке в Москве, но, должна сказать, в этот раз впечатлений больше. Впрочем, может быть, это потому, что народу было меньше а цветов больше.

Питерцы, выставка до девятого ноября, так что я очень советую успеть и заглянуть.

Посмотреть и проникнуться

@темы: будни, восхитительное сегодня, фоторужье

---

12

Потому что я не могла не

@темы: восхитительное сегодня, газебо с енотами

---

11

Я хочу костюм на этот Хэллоуин!
То есть, я хочу отпраздновать этот Хэллоуин и быть в костюме. Я с младшей школы не надевала карнавальных костюмов, хочу.
Предварительный отсев сделан, и выбор пал на Белого Кролика из кэролловской Алиски. У меня даже есть план - как и что перешить, чтобы было органично. Уж не знаю, что там получится, но... Главное - желание, как говорится. Надеюсь, на этот раз у меня будет возможность подготовиться.
Всегда неровно дышала к Алиске, можно сказать, это одна из моих самых любимых книг.

А это - мой любимый Кролик

Менее любимый, но более воплотимый в жизнь

Вывернем наизнанку штаны с начесом Где взять манишку? Где?! Шить самой?! Мне?! Шить?! Не, серьезно? Я только человеков хорошо шью, и то крайне редко, я не могу шить тряпочки! Ладно, попробуем

@темы: газебо с енотами

---

10

Я тут нашла на авторском комиксе чудную штуку и не могу ей не поделиться. Штука называется "Приключения Огурчика" (Cucumber Quest), и она милая. Нет, что-то я непонятно написала, недостаточно напора, экспрессии... Она ОЧЕНЬ МИЛАЯ. Примерно как ёжик, который кушает.

В общем, это комикс про зайчиков-приключенцев, которые пытаются спасти сказочную страну от злой Королевы. Вы понимаете, да? Зайчики-подростки. Зайчики. Мне можно было вообще дальше не вникать, потому что я питаю особую слабость к симпатичным рисованным зайцам.

Вот вам немного персонажей.

тык

Огурчик - начинающий волшебник, которого вот-вот должны были определить в школу волшебства, о которой он мечтал, но вместо этого возвращение древнего зла его странный, настойчивый отец заставил его играть роль легендарного героя. Хоть ему и не хватает жажды приключений, у Огурца доброе сердце и сообразительная голова на плечах.



Миндаль - благодаря первоклассному владению мечом и бесконечному нахальству, она куда больше подходит для темы с героями, чем её старший брат. Так что, по сути, она поспособствовала возвращению древнего повелителя тьмы, потому что другое развитие событий было бы для неё скучным.

Когда-нибудь она станет хорошим рыцарем.

"Королева" Корделия - безжалостная завоевательница с далекой звезды, которая сама возвела себя на трон Пряничного замка. Она думает только об одном - о мировом господстве! Если ей удастся оживить Кошмарного Рыцаря, вcё королевство - погоди, чего? Она это уже сделала? М...

А вот несколько страничек на пробу.

тык

Скажу честно, меня привлекли незатейливая, но интересная история и чудный ненавязчивый юмор. Комикс легкий, забавный, читается запросто даже после тяжелого дня. И еще он МИЛЫЙ. Настолько, что, на мой взгляд, ему нужен значок Cuteness Hazard

А еще там много зайцев, беззубый медведь, Оракул с полотенцем на голове, крутой папашка, потрясная цветовая гамма и море позитива практически в каждой сцене.

Сайт, посвященный комиксу, можно найти здесь. Пополнение по средам и воскресеньям.

Перевод на Авторском Комиксе лежит тут

А вот тумблер автора, на него есть ссылка на сайте комикса, но всё равно пусть будет.

@темы: сыч по имени Вдохновеныч, интересное

---

09

Я оставлю это здесь. И когда мне покажется, что моя жизнь полна несправедливости, ничего не получается так, как надо, вообще всё плохо и я ничего не могу сделать нормально - я просто открою эту запись и посмотрю на кота. Ибо это безысходность как она есть.

13.10.2014 в 20:49

Пишет  Ляля Озеро:

большая гифка с котом

@темы: газебо с енотами

---

08

 SofiaSain, за что? Теперь я тоже в течение 21 дня должна рассказывать о том, что я в себе люблю.
Ты совершенно права, это тлен. Это безнадежность. Это печаль.
Ладно-ладно, я попробую.

День:
1) Я люблю свои сны. Мне иногда даже жаль просыпаться. Они такие яркие, что кажутся реальными. Мне практически никогда не снятся кошмары, и я даже не могу вспомнить, когда мне в последний раз снилось что-то действительно страшное. Некоторые места я вижу по нескольку раз, только с разных ракурсов - могу выйти на одну и ту же улицу разными путями, или попасть в дом, который видела раньше. Или вообще - в сон, который я видела раньше. Мне часто снится, что я от кого-то убегаю, но, как ни странно, не потому, что мне страшно. Если мне надоедает - я останавливаюсь, и от этого просыпаюсь. Наверное, на самом деле мне просто нравится убегать.

2) У меня обалденно красивые ресницы. Не самые красивые в мире а жаль, но у меня периодически спрашивают, свои ли. Ну, по крайней мере, их замечают

3) Я люблю свою способность быстро запоминать нужную информацию. Хотя, с другой стороны, я забываю почти все так же быстро, как и запомнила. У меня складывается ощущение, что в моей голове стоит носитель с ограничением "быстрой" памяти, и, когда он заполняется, что-то внутри делает "трыньк!", и опаньки. Пустота как в пустыне Сахара и разрозненные крупицы бесполезных уже знаний. Я не совсем уверена, хорошо это или плохо (потому что иногда я забываю реально нужные вещи), но, по крайней мере, это удобно.

ХХХ) я не забыла про эту запись, я просто поняла, что больше мне в себе ничего не нравится. Ну абсолютно ничего. Вообще.

запись создана: 10.10.2014 в 15:34

@темы: флэшмоб, будни, газебо с енотами

---

07

Никакой смысловой нагрузки, просто картинка понравилась

@темы: газебо с енотами

---

06

Моё настроение в последние две недели выглядит как-то

так

Да шучу я! Всё как всегда

@темы: будни, восхитительное сегодня, фоторужье

---

05

Поддалась порыву и прикупила полкило полимерной глины. Ну лепила же я когда-то? Лепила. Получалось? ... Ннет, но это не повод не попробовать снова.
Заодно проверю, как оно изменилось за десять лет

@темы: сыч по имени Вдохновеныч

---

04

Я сделаю репост, потому что я очень люблю такие подборки. И потому что это очень круто, да.

03.10.2014 в 16:45

Пишет  Серегил Светлов:

Spirited Away

+11

@темы: манга, сыч по имени Вдохновеныч, интересное

---

03

Что-то меня потянуло на фотографии. Оказывается, у меня лежит куча фоток, про которые я даже не помню, что они у меня есть
Сейчас будет ещё немножко отпускного.

транспорт и граффити

сиреневое скульптурное

Лёвушка в шоке от такого безобразия.

@темы: восхитительное сегодня, фоторужье

---

02

Название: Сад с пионами
Беты (редакторы): Вайр
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, романтика
Предупреждения: OOC, АУ

Вообще-то это было написано в подарок для  Касавир, так что текст я выкладываю с его разрешения. АУ от игры, трое персонажей - ОМП из пока неопубликованного фика  Касавир. Я очень надеюсь, что эта работа-таки будет закончена хотя кто бы говорил.

читать

В саду было душно и пахло пионами. Пахло сладко, точно в искусственный пруд поверх воды налили слой тягучего меда. Ленивые пчелы жужжали над поникшими от жары цветами, перебирали мохнатыми лапками, неуклюже топтались на хрупких лепестках и припудренных пыльцой сердцевинах. Было тихо, и даже редкие звуки, пробивающиеся сквозь послеполуденное марево, едва трогали плотную тишину, которая укрыла огороженный невысоким беленым забором клочок земли, с недавних пор составлявший для Аланны и Касавира центр вселенной. Было спокойно.
- Я раньше не понимал, почему крестьяне до последнего защищают свои дома, - сказал он ей как-то ночью. Аланна дремала, пристроив голову ему на плечо, но открыла глаза и даже приподнялась, глядя на паладина так, будто он сморозил ужасную глупость.
- Чего? – сказала она сипло. – Это же их дома. Место, где они живут. Самое безопасное место на свете.
- У меня никогда не было своего дома, - отозвался Касавир и невесомо поцеловал её в скулу, на миг ощутив губами тепло её гладкой кожи. – Был долг и присяга. Обязательства. А своего собственного дома не было.
- Значит, мы очень кстати нашли этот, - пробормотала Аланна и успокоено легла обратно, привалившись к его боку. - Спи.
Он задумчиво кивнул.
Она уснула почти сразу же, а Касавир – чуть позже. Он не был уверен тогда, что Аланна поняла, что именно он пытался ей сказать, и думал об этом с легкой грустью. А потом заснул – так крепко, как ему не удавалось ни в одном из походов, даже когда усталость становилась почти невыносимой физически.
Пионы клонились к земле, так что казалось, что их уже срезали и небрежно бросили на неухоженные клумбы. Дом долго пустовал, и сад за это время основательно зарос. Пруд съежился под натиском камышей и кувшинок, люпины и побеги жасмина беспорядочно разметало по газонам и клумбам. Касавиру нравился этот беспорядок, но Аланна, едва передохнув от последней перестановки в доме, уже хищно поглядывала в окна веранды и заговаривала о том, что нужно бы отделать камнем берега пруда – и Касавир понимал, что скоро от чарующей диковатой красоты этого уголка не останется ничего, а ее место займет упорядоченная чистота, и жасмин будет расти только там, где положено расти жасмину.
Он присел на кованую чугунную скамью – доски на ней совсем сгнили и тревожно скрипнули под его весом. Над его головой плотным навесом застыли ветви отцветшей сирени, а земля под ногами была усыпана бурыми цветами и листвой, сквозь которую пробивались упорные травинки. Жара и неподвижный воздух стыли каплями испарины на коже. Касавир рукавом отер лоб, щурясь на замершее в четверти расстояния от зенита до западного горизонта солнце. В этом году оно было особенно немилосердно и слишком уж ярко. Не как всегда.
Касавир вздохнул и закрыл глаза. Солнце до неявной боли жгло его ладонь и колено, и он передвинулся так, чтобы казаться в тени. Ему казалось, что он вот-вот задремлет, так тихо и спокойно было вокруг.
- Эй! Ты тут?
Он улыбнулся, не открывая глаз. Аланна подошла к нему, наклонилась, уперлась ладонями в его колени и поцеловала – коротко, порывисто и наигранно-лениво. Он чувствовал прикосновения её горячих рук и прерывистое дыхание – Аланна умудрилась запыхаться, пока бежала к нему от дома. Впрочем, в этом была виновата жара.
- Ты что, уснул?..
- Нет, - шепнул он и глянул на неё из-под ресниц. – Что ты хочешь?
Аланна передвинулась поближе, повернулась, неловко потопталась на месте и села ему на бедро, неуверенно обхватив его за плечи одной рукой и придерживая подол свободного платья второй.
- Я на рынок иду, - сказала она и почему-то обиженно надулась. – Потому что я хочу персиков. И еще – большой кусок ветчины. А ты что будешь?..
- Чего? – рассеяно переспросил Касавир, осторожно поддерживая её под спину.
Аллана поерзала немного и крепче ухватилась за него. Ногами она не доставала до земли, и с тем, чтобы поймать равновесие, сидя у Касавира на коленях, с некоторых пор у нее были определенные проблемы.
- На ужин,- сказала она сердито и отбросила за спину тяжелую косу. – Я могу купить рыбу. Или утку. Или курицу. Только тебе придется самому её готовить, потому что от рыбы, утки и курицы меня тошнит.
- Я умираю, как хочу ветчины, - Касавир зевнул и придержал её за бедро, и осторожно, будто касался чего-то крайне хрупкого, тронул её заметно округлившийся живот сквозь ткань летнего платья.
- Отстань от него, - строго сказала Аланна. – И ничего ты не почувствуешь. Он слишком маленький. Так я куплю два фунта? Или лучше три. Я куплю три. Потому что, кроме ветчины, я все равно ничего не могу есть. И соленых орехов. Меня, конечно, потом вывернет, но мне так хочется орехов. А ты пока сходи за мелом? Туда, откуда ты его в прошлый раз принес? Я им ветчину заем. Ну, пожалуйста. Тот был очень вкусный.
- Ладно, - сдержанно сказал Касавир и устало вздохнул. – Будет тебе мел.
Аланна вместо ответа звонко чмокнула его в щеку и неловко сползла с его колена.
- Только не задерживайся, - сказала она строго и торопливо пошла в сторону дома. Подол её невесомого платья развивался, оглаживая бирюзовой волной шелка поникшие пионы и встрепанные белые цветы разросшегося жасмина.
Касавир проследил за ней взглядом и потянулся так, что хрустнули кости. Левую ладонь неприятно прошило болью, но он, привыкший не обращать внимания на то, как напоминают о себе старые раны, даже не взглянул на руку. Куда больше его внимание привлек черный столб дыма, поднимавшийся из-за крыш соседних домов и почертивший неровную линию почти до самого солнца. Источник его находился далеко, и все равно Касавир почувствовал неприятный холодок в груди.
- Смотри, что-то горит, - сказала Аланна, когда они вместе вышли на улицу, тщательно заперев калитку сада. – Надо же, какой дым черный. Не иначе, как сено вспыхнуло. Такая жара стоит, просто ужас. Это все из-за неё.
Она сердито поправила на плечах легкую шаль, и неловко перехватила корзинку, которую держала криво, так, будто сжимала в руке не плетеную ручку, а рукоять меча.
- Ну да, - задумчиво сказал Касавир и мягко взял её под руку. - Я говорил, что тебе невероятно идет это платье? Очень красивое.
Аланна улыбнулась, кокетливо поправила волосы и машинально повесила корзину на сгиб локтя.
- Правда? – сказала она довольно. – Ну что ж, я буду надевать его почаще.
Они разошлись на третьем перекрестке; Касавир немного подождал, пока Аланна не скрылась за поворотом улочки, ведущей на небольшой местный рынок и площадь, где теснились торговые лавки. Она шла неторопливо, и все равно, уже скрывшись за углом дома, вернулась, чтобы помахать ему. Касавир помахал ей в ответ, снова проигнорировав боль в левой ладони, и, сунув руки в карманы расстегнутого кафтана, неторопливо пошел в сторону храма.
На улице почти не было прохожих – горожане предпочитали прятаться от жары и дожидаться часа, когда сумерки волной росяной прохлады прогонят сонную истому прочь. Касавир очень быстро дошел до нужного здания, хотя обычно этот путь занимал у него вдвое больше времени – из-за необходимости пропускать повозки и телеги, и из-за того, как медленно двигалась толпа. Сегодня же город, казалось, вымер. Под высокими сводами храма было пустынно, время здесь, казалось, останавливало свой ход, но по золотым крупицам пыли, которые медленно вились в потоках пыли, Касавир каждый раз понимал, что это не так. Вопреки обыкновению, он не присел на скамью, а сразу же вышел через боковые ворота и, пройдя насквозь ухоженный двор, отпер собственным ключом дверь в неприметное одноэтажное здание, прижавшееся к северной стене храма.
Тревожный гомон, вырывавшийся из дверного проема, почти сразу же оглушил его. В сравнении с тишиной и безмятежностью, воцарившейся в городе, шум и гвалт, наполнивший небольшой зал, были будто буря, родившаяся посреди абсолютного штиля. И, если бы дело происходило на море, попавший под действие такой перемены корабль затонул бы прежде, чем его команда успела бы тронуть паруса.
Касавир шагнул в помещение, ослепленный разительной сменой яркого солнечного света на озаренный факелами и свечами полумрак, и оглушенный погружением в гомон по меньшей мере сотни голосов после неподвижной и сонной тишины. Взглядом он выхватил из общей массы перемещающихся туда-сюда и взволнованных людей пару посыльных; их можно было узнать по ярким туникам, что они носили поверх легких кожаных доспехов. Один из них был ранен и баюкал перетянутую серыми бинтами руку, второй же был в стельку пьян и спал за одним из столов, уронив голову на скрещенные руки. Рядом мелькали лица; Касавир слышал слова приветствия, видел лица, и хотя и не всех, кто с ним здоровался, мог назвать по имени, отвечал им вполне любезно. В этой сутолоке и толчее он неожиданно наткнулся на пару юнцов, которые живо что-то обсуждали, а, едва завидев его, умолкли и подобрались.
- Что это вы тут треплетесь? – проворчал Касавир, переводя взгляд с одного на другого и отметив, что, не смотря на знаки отличия и форму, которая взрослила обоих, едва ли эти мальчишки были старше семнадцати лет. – Дел больше нет?
- Тут дело общее, сэр, - сказал один из юнцов. Челка у него была залихватски зачесана назад, и одежда явно стоила дорого. Касавир постарался убедить себя, что не заметил, как мальчишка замялся перед тем, как добавить к своей фразе «сэр». И через минуту это вообще перестало иметь значение.
- Началась война, - весело сказал товарищ мальчишки с зачесанной челкой. Он выглядел попроще и понаивнее, и одежда на нем была совсем дешевой. И руки у него были сплошь в мозолях и ожогах. – Сегодня утром. Вы не слышали, сэр? Началась война. Скоро будет битва!
Касавир стиснул зубы так, что в челюсти что-то хрустнуло.
- Как? – спросил он сухо и так спокойно, как только мог. – Когда? Почему? С кем? Когда, дьявол тебя побери, говори уже. Когда?
- Касавир.
Он будто от забытья очнулся. Понял, что вжимает перепуганного мальчишку в стену, и что пару минут назад сшиб им какой-то гобелен, который висел на этой самой стене, распятый на деревянной раме. Аэр тяжело, очень весомо держал его за плечо, и смотрел в сторону – будто совсем не интересовался происходящим.
- Таймен занят, но я тебя к нему провожу, - сказал он скучающим тоном и очень естественно зевнул. – Брось это и пойдем. Меня и так все заебали, я что тебе, по два раза повторять должен?.. Не зли меня.
Касавир больше машинально, чем умышленно, разжал руки. Мальчишка, которого он все это время держал на весу, сполз на пол и хрипло закашлялся, держась за горло и грудь.
- Иди на воздух, - флегматично посоветовал Аэр и, резко повернувшись, заглянул Касавиру в глаза. – Подыши. Успокойся.
Мальчишка ужом выскользнул от них, а Аэр все стоял, придерживая Касавира за плечо и вглядываясь в него внимательно, будто старался рассмотреть в нем что-то совсем потаенное. Его рука была горячей, а хватка – крепкой, и сам он, настороженный, напряженный, был готов при любой опасности сорваться с места и убивать, и, кажется, то же самое стремился рассмотреть в Касавире.
- Ты хотел проводить меня к Таймену.
Аэр чуть сузил глаза и, наконец, отпустил его плечо. Касавир неосознанно потянулся – тянущее напряжение в спине докучало ему достаточно для того, чтобы на него он не смог не обращать внимания вовсе.
- Хотел, - Аэр проследил за ним и жестом показал следовать за собой. – Как Аланна? Первый ребенок – это всегда проблемы. У меня три сестры, поверь, я уже навидался племянников и знаю, о чем говорю.
- Мы справляемся, - коротко отрезал Касавир, следуя за ним сквозь толпу набившихся в зал людей. Он мельком оглядывался, и видел вокруг лишь знакомые лица: кого-то он встречал в Академии, кого-то в храме или на учениях. Аэр уверенно пробивался сквозь толчею, игнорируя приветствия и вопросы, и Касавиру оставалось лишь следовать за ним и делать то же самое. И, когда перед ними отворилась, а после затворилась тяжелая дубовая дверь, он вздохнул с облегчением.
- Как ты это делаешь вообще? – проворчал Касавир негромко, но Аэр лишь небрежно повел плечом в ответ.
- Таймен тебя видеть хотел, - сказал он лениво и снова зевнул.- Вот дьявольщина, нихрена не выспаться в последнее время. Ну, иди уже. Что стоишь?..
От основного пространства комнаты Таймена отгораживала расписная ширма. Касавир обошел её, рассеянно отметив, что Аланна обязательно бы купила подобную вещь – ей нравились яркие краски и вычурные орнаменты. Наверное, поэтому они с Таймном так легко нашли общий язык – а он беспокоился, и, оказалось, напрасно…
- Присядь.
Касавир повиновался.
Таймен глянул на него поверх бумаг и улыбнулся устало, но вполне искренне.
- Как Аланна? – спросил он, мельком глянув в сторону закрепленных на стене часов, и снова принявшись перелистывать бесконечные рапорты и донесения. – Нормально?
- Насколько это может быть, - отрезал Касавир. – Что, у нас опять война? Ты заранее скажи, а то у меня латы убраны на чердак и только боги знают, сколько времени понадобится, чтобы привести их в боевую готовность.
Таймена не обманул ни его мягкий тон, ни его внешнее спокойствие. И Касавир, встретившись с ним взглядом, понял, что положение более чем серьезное.
- Не ври мне, - сказал он устало.
- Не собираюсь, - Таймен отложил в сторону стопку депеш и пятерней прочесал волосы. – У нас война. Мы не знаем, кто это и откуда. Мы не знаем, сколько их. Такое впечатление, что их армия растет с каждым часом и с каждой захваченной деревней. Через сутки с небольшим они будут у стен города. Через двое суток их отряды замкнут кольцо вокруг Невервинтера. И одни боги знают, когда они войдут в замок Невер.
Снаружи висел непрерывный и монотонный гул сотни голосов. Касавир слышал всплески смеха и громкие выкрики, которые лезвиями пронзали могильную тишину, повисшую в комнате за дубовой дверью.
- Будет осада?- Уточнил он, вглядываясь в непроницаемое лицо Таймена. – Я хорошо знаю город. Я могу организовать оборону. Все переходы и переулки, но нам нужен кто-то, кто знает подземные коммуникации. Квартал доков и все, что находится за пределами стен, нам придется сдать сразу же, иначе мы потеряем слишком много солдат. Женщин и детей…
- Не успеем.
Касавир умолк. Таймен тяжело поднялся из кресла, покачнулся и отер лицо рукой, позабыв снять перчатку. Откинул назад немытые, спутанные волосы, и, прижав ладонь ко рту.
- Мы не успеем, - сказал он спокойно. - Если объявить, что город будет осажден, все ринутся к северным воротам – это единственный безопасный выход. Часть жителей покинет Невервинтер, но большинство… Ты же понимаешь. У нас меньше суток. И потом они будут винить нас.
Снаружи смеялись, шутили и обсуждали войну, которая пока бесновалась на безопасном расстоянии. Касавир слышал смех – и ему хотелось выйти и уже осознанно приложить шутников о стены.
- Они будут собирать ценные вещи, - монотонно и спокойно, так спокойно, будто произносил эти слова уже сотню раз, сказал Таймен. – Они понесут с собой скарб. Запрягут лошадей. Повозки. Много повозок. Они не успеют. Тех, что уйдут недостаточно далеко, убьют. Остальные ринутся обратно. Ворота не успеют укрепить. И город погибнет из-за пяти повозок барахла. Этого нельзя допустить. Невервинтер не падет так легко.
Касавир потер виски – тонкий и навязчивый звон, сверлами вворачивающийся в уши, вдруг перекрыл все звуки, и даже тот смех, что так докучал и так злил его минуту назад.
- Тогда я соберу отряд, - сказал он, едва заметно морщась. – Нужно заранее организовать оборону.
- Да, - рассеянно отозвался Таймен. – Да, нужно. Скажи, - он принялся перекладывать листы с места на место, - как Аланна? Нормально?..
- Я уже говорил, все хорошо, - раздраженно сказал Касавир.
Таймен некоторое время еще поворошил свои бумаги, подвинул чернильницу, поглядел на растянутую вдоль всей южной стены карту Фаэруна. Он улыбался загадочно и рассеянно, очень мирно и спокойно, будто не было страшных вестей и нависшей над городом угрозы.
- Она такая славная,- сказал он спустя минуту тишины, которая показалась Касавиру часом. – Твоя Аланна. Она такая славная. И она спасла нас всех. А сейчас она, наверное, наслаждается спокойной жизнью. У вас будет мальчик?..
- Мы пока не знаем, - Касавир стиснул поручни кресла, в котором сидел, и подался вперед, пристально глядя на друга. – Таймен, скажи, что нужно сделать. Я сделаю. Я не раз был в бою, я многое знаю, я могу быть полезен. Отдай приказ.
- Конечно, мальчик, - пробормотал тот, будто не обращая внимания на все слова. – Кто еще у тебя может быть, с твоим-то характером?.. Слушай, - Касавиру пришлось откинуться назад, потому что Таймен вдруг шагнул к нему и наклонился, упираясь ладонями в поручни кресла. – Я дам вам лодку. Скоро лодка станет невероятной роскошью, а у меня как раз есть одна. И у вас с Аланной есть знакомый чародей Сэнд, он поможет, и та рогатая девчонка из воров, за которую ты столько раз просил. Она умеет выживать лучше, чем вы оба. Бери Аллану и уплывайте. Даже самый дурной чародей может заставить лодку плыть вверх по течению. Я открою вам затворы. И вы будете в безопасности. Сегодняшняя ночь – последний срок. Берите только самое необходимое.
За стеной висел докучливый гул, и смех вплетался в него, как капли концентрированной кислоты, разъедая плотное шумовое полотно. Касавир слышал обрывки слов по слогам, слышал, как вклинился в равномерный гул стук деревянных колес повозки, проехавшей вдоль глухой стены пристройки.
- Ты хочешь, чтобы я уехал вместе с ней? – спросил он, оглушенный осознанием собственной бесполезности. – Таймен, какого черта? Я вполне здоров и я могу принести пользу. Я могу спасти людей. Много людей, которые сражаются хуже, чем я. Я знаю, что такое война.
- Вам нужно найти храм Ильматера или Латандера, - Таймен оглянулся на него через плечо и вымученно улыбнулся. – Латандера даже лучше. Фил будет совершенно счастлив. Потом еще не раз поездит тебе по ушам, чтобы ты отдал сына в паладины Латандера. Я дам тебе карту и отмечу на ней ближайшие храмы. Сторонитесь трактов и деревень, слишком много мародеров рождает война. Лесные тропы сейчас безопаснее.
- Ненавижу лесные тропы, - сердито сказал Касавир. – Если то, что ты говоришь, верно, я отправлю Аланну прочь из города. Сэнд и Нишка последуют с ней. Сэнд, конечно, бросит их, как только появится возможность, но, раз вы запираете городские ворота, для него это единственный способ выбраться. Как и для Нишки, но они с Аланной дружат и я уверен, что она её не оставит. По крайней мере – не оставит, не доведя до места, где ей помогут. Ты действительно ничего не знаешь о тех, кто на нас напал?..
Таймен смотрел на него с добрых две минуты. Смотрел пристально и с сожалением, которое Касавир не мог не уловить. Он чувствовал себя виноватым, чувствовал, что не должен так быстро и толком ничего не обдумав, по воле лишь одной, данной давным-давно, клятвы верности, отбрасывать то, что было ему дороже жизни. Таймен, как никто, понимал это – ведь его сковывала та же самая клятва.
- Я ничего не знаю, - сказал он легко. – Те посыльные, что проезжали сквозь разоренные деревни, сказали лишь, что там очень страшно и что выживших нет. Полагаю, что на нас идет нежить. Полагаю, что причина не в том, против чего вы боролись два года назад и полагаю, что нам придется несладко. Так, говоришь, у вас будет мальчик?.. Имя уже выбрали?..
Касавир в сердцах стукнул кулаком по поручню.
- Дьявольщина, - прошипел он седито. – Чего ты добиваешься? Чтобы я поджал хвост и ринулся спасать свою шкуру? Этого не будет. Никогда. Я давал клятву, и я ее сдержу.
- Помимо этой, - властно оборвал его Таймен, - ты давал еще одну клятву. В отличие от меня. В отличие от Аэра и Фила, который сейчас дерется где-то на подступах к городу. Но твое - и только твое дело – решать, какая из данных тобой клятв важнее. Иди и подумай хорошенько, паладин. У меня и без тебя много дел.
Касавир в сердцах поклонился ему, хотя Таймен этого наверняка не заметил. Восковым мелком он чертил на карте линию – прерывистую от того, что у него дрожала рука – красную линию, отграничивающую расстояние вполовину от очерченной на карте границы Невервинтера.
Аланна встретила его у колодца, недовольная, встрепанная от жары и сердито хмурящаяся.
- Я купила четыре фунта ветчины, потому что ты много ешь, - сказала она безапелляционно и жестом указала на корзину, которая стояла на каменной приступке. – И еще я купила соленых каперсов. Понятия не имею, что это, но они соленые – может, от них меня не будет так выворачивать, как от соленых орехов и овощей?..
Касавир машинально забрал корзинку и подал ей руку.
Они неторопливо дошли до дома, и Касавир отпел калитку, пропуская Аланну вперед себя. Синий небосвод по-прежнему закрывала черная полоса дыма, только теперь к ней прибавилось еще три таких же.
Аланна щебетала что-то о шторах в спальню и о том, что скоро нужно будет приводить в порядок одну из мансард, потому что там и только там – в самой светлой части дома могла располагаться детская, а Касавир слушал её, кивал и с ужасом понимал, что этой ночью ему придется расстаться с ней, и, возможно, надолго.
Лавка Сэнда была далеко от их дома, но Касавир, сославшись на то, что в доме закончились свечи, отправился за ними – и, сделав крюк в полмили, зашел к чародею. Задержавшись еще на две четверти часа, он передал весточку Нишке, и, вернувшись к беленой калитке, выждал пару минут, собираясь с духом.
- Ты так долго, - сонно пробормотала Аланна, приподнимая голову. Когда Касавир вошел в спальню, она уже свернулась клубочком – очень неловким клубочком – поверх покрывала на их постели. – Я почти уснула. Ты поел?
- Конечно, - сказал Касавир негромко, и укрыл её шерстяной вязаной шалью, которую они купили у торговки в Черном озере и использовали вместо пледа. – Подремли пока. Твои драгоценности, они где?
- В шкатулках на трюмо, - пробормотала Аланна сквозь сон. – И в потайном ящике, в полке камина. Ты знаешь.
Он забрал все. Тяжелые камни возмущенно посверкивали, когда Касавир прятал их в простые кожаные футляры. Сложные витые оправы растеребили повязку на его левой руке, но он только зло отцепил украшения от бинтов и туго затянул ремешки. На дне шкафа нашел сапоги Аланны, те, что она носила два года назад, и в отворотах которых были потайные карманы – и спрятал туда два мешочка с драгоценными камнями. Собрал дорожную сумку – туда как раз вместилась еда, сменное белье и флаконы с зельями, которые недавно Аланне дали в храме.
Луна висела над городом, как прибитая; как декорация в театре. Она была такой же, как всегда – будто ничего и не происходило.
Касавир разбудил Аланну через час после полуночи. Она была сонной и теплой, и ему не сразу удалось втолковать ей, что нужно делать.
- Зачем? – спрашивала она, пока он помогал ей надеть сапоги, походную рубашку и штаны со шнуровкой. – Зачем вообще куда-то ехать? У нас есть Девятка. И у нас есть стража. Разве это – не самый безопасный город на побережье?
- Мне так будет спокойнее, - сказал Касавир, и набросил Аланне на плечи свою куртку, которая свободно скрыла её уже вполне заметный живот. – Пожалуйста, сделай, как я скажу. Ради меня.
- А ты пойдешь со мной? – спросила она, сжимая в руках сумку с драгоценностями и хлебом. Касавир молча перекинул Нишке вторую сумку – с вещами, продуктами и лекарствами, приветственно кивнул хмурому и бледному Сэнду.
- Я тебя догоню, - сказал он очень уверенно и тронул ладонями лицо Алланы. – Я обязательно тебя догоню. И я буду с тобой рядом, я же обещал. Ты помнишь?
- Помню, - сказала она спокойно. Подушечки его пальцев и её щеки, которых Касавир касался, совсем намокли, и кожу жгло от безысходной горечи, которой была пропитана эта влага. – Я помню. Только ты уж поторопись, пожалуйста. Мне рожать скоро. А ты тоже в этом виноват, так что должен быть рядом.
- Я знаю, - шепнул он так, что слышала только Аланна, и поцеловал её в лоб. – Я люблю тебя. Я приду. Обещаю.
Она сглотнула, кивнула слишком резко, и неуклюже шагнула в лодку, едва не упав. Нишка поддержала её, Сэнд нервно оттолкнулся веслом от берега, что-то пробормотал, и лодка легко заскользила вверх по течению, к серебристым остовам оранжерей.
Касавир следил за лодкой, пока та не скрылась в темноте, и оставался на берегу, пока не услышал эхо заунывной переклички стражи и скрежета запоров на речных воротах. Он ушел с набережной только после того, как убедился, что лодка благополучно покинула город.
Дом он запер, хоть и понимал, что это бесполезно. Молоко и продукты, что оставались на леднике, выбросил. Закрыл ставни и даже запер замок на калитке, что вела в сад. Ему хотелось думать, что они с Аланной вернутся в этот дом, но он понимал, что это почти невозможно.
В доме, прижавшемся стеной к главному храму Тира, Таймен не ждал его. Касавир понял это, когда, пройдя по спокойным еще ночным улочкам города, пустив пару «блинчиков» по глади Черного Озера и отворив, наконец, дубовую дверь, что вела в его покои, увидел давнего друга.
Таймен постарел на несколько лет и выглядел хоть и решительным, но истощенным. Он встретил его горькой усмешкой и явственным раздражением – и Касавиру оставалось только списать это на усталость.
- Все-таки остался, - сказал Таймен, прочесывая пятерней спутанные светлые волосы. – Все-таки остался…
- Я дал клятву людям этого города,- холодно отметил Касавир.
Таймен медленно выпрямился и с холодной, безотчетной, безрассудной яростью посмотрел на него.
- Ты дал клятву женщине, которая доверила тебе свою жизнь, - процедил он. – И не только свою.
Касавир скрипнул зубами, хотел было сказать, что Аланна с Сэндом и Нишкой, как и предлагал сам Таймен, что она вырвалась из кольца осады прежде, чем само это кольцо явственно проявилось, что она в безопасности, но его прервали.
Аэр распахнул дубовую дверь легко, будто она была сделана из пучков соломы.
- Они у стен, - сказал он и зевнул, прикрывая затянутой в шипастую перчатку рукой рот. – Ворота почти в хлам разбиты. Первыми атаковали маги, а наши свалили сразу, как жареным запахло. Касавир, ты идешь?
Он кивнул. Таймен махнул рукой и углубился в свои бумаги. Руки у него дрожали так сильно, что листы пергамента заметно тряслись.
- Осторожней там, - сухо сказал он, делая вид, что не смотрит на них. – Аэр, останься на минуту. Есть поручение. Касавир, ты можешь идти.
Касавир официально, очень сдержанно кивнул и притворил дверь, сделав вид, что не видит, как они быстро, порывисто целуют друг друга, неловко перегнувшись через слишком широкий стол.
Когда Аэр вышел, такой же спокойный, как и прежде, Касавир почувствовал, что завидует ему, и почему-то вспомнил, что на пристани поцеловал Аланну в лоб, а не в губы. Это было совсем не то, совсем иное, но треклятая целомудренность не позволила ему целовать её так, как ему хотелось, на глазах Сэнда и Нишки. Он бы все отдал за то, чтобы ещё раз по-настоящему поцеловать её.
Он думал об этом всё то время, пока бледные до синевы мальчишки-подмастерья затягивали на нем крепления доспехов, которые с помощью оруженосцев он не надевал уже лет двадцать.
- Беги девушку свою поцелуй, - сухо сказал он мальчишке, который хотел было проверить ремни на его кирасе и наплечниках. – Я сам справлюсь, не в первый раз. Беги, вдруг иной возможности не будет.
Мальчишка кивнул. Судя по худобе и скверной одежде, этот прекрасно понимал, что на самом деле значит война. Ретировался он почти сразу же.
На стенах было прохладно в сравнении с тем, какое жаркое марево царило в городе. Касавир каждый раз удивлялся – всего несколько футов разницы в высоте, а такой перепад в температуре. Он прищурился, чувствуя, как ветер игриво трогает его волосы и умывает свежестью лицо.
- Кайфуешь?
Он повел плечом – не только, чтобы ответить, но и чтобы размять безбожно ноющую спину. Вдоль позвоночника пекло так, что боль отдавалась даже в левую руку. Вокруг грохотало, взрывалось и трещало, почва вырывалась из-под ног и камни обращались в лаву. И все же здесь было намного прохладнее, чем в объятом пожаром городе.
- Охренел совсем, - добродушно сказал Аэр. – Ты такой спокойный, что прямо врезать тебе хочется.
- А что дергаться? Отступать нам некуда.
- Это точно, - весело согласился Аэр. Он помолчал, вместе с Касавиром вглядываясь в черные дымы, подымавшиеся у стен. – Сегодня они ворота не пробьют. А кварталы могут обстреливать сколько влезет, оттуда всех уже давно увели. Таймен постарался. Сказал – пусть крыши горят, пусть думают, что у нас много жертв. Что мы деморализованы и ворота обороняем из последних сил.
- Таймен молодец, - сказал Касавир, натягивая тетиву. – Давненько я из лука не стрелял.
- И хрен с ним, - флегматично сказал Аэр, прилаживая стрелу. – В таком дыму целиться бесполезно. Это скорее для устрашения. Психологическая атака. Фила принесли.
Стрелы синхронно разрезали воздух и пропали в дымном мареве.
- Вот как?
- Живой, - Аэр погладил пальцем оперение следующей стрелы и плавно натянул тетиву. – Рвется обратно, но его, конечно, не пускают. Думаю, долго не выпустят. Но жить будет. Так говорят.
- Жить будет?
- Будет, только без ног, - Аэр пощупал колчан и протянул Касавиру руку. – Делись, я пуст. Заканчиваем и спускаемся. Пусть пока молодняк постреляет.
Стены в госпитале были белыми. Касавир помнил это место еще с тех пор, как сам попадал сюда, в сейчас после вечного дымного тумана, который накрыл весь город, ему казалось, что стены светятся изнутри.
Фил смотрел на него, приложив ладонь ко лбу, будто капитан судна, попавшего в штиль, надеящийся на перемену погоды.
- Здорово, - сказал он весело. – Как там Аланна?
- Уплыла вчера, - тихо отозвался Касавир. Он сел на колченогий табурет у постели, неуклюже из-за тяжести доспеха и кольчуги, от которых успел отвыкнуть. Фил внимательно смотрел на него.
- Кто там у вас, мальчик? – спросил он, утирая пересохшие, покрытые белым болезненным налетом губы. – Мальчик – это здорово. Поздравляю. Как назовете?
- Мы пока не знаем, кто у нас, - спокойно сказал Касавир. – И об имени не думали.
Фил откинулся на подушки, глянул в потолок и улыбнулся, скрестив руки на груди. Под обрубком его левой ноги на простыне было видно пятно багровой подсохшей крови. Повязка промокла насквозь и в том месте, где она касалась постели, расплывался свежий алый отпечаток. Правая была скрыта под одеялом и была короче левой на две ладони.
- Дурная лошадь попалась, - сказал Фил, глядя в потолок. – Ей вспороли бок вместе с моим бедром, а потом эта сука еще и упала. Представляешь?
- Ничего, - сказал Касавир, потому что не представлял, что еще можно сказать.
- Лучше бы я там умер, - спокойно сказал Фил, все рассматривая идеально выбеленный потолок. – Вместе с этой ебанутой лошадью. Так кто у вас, Кас?
Алое пятно под его левой ногой все увеличивалось и уже тронуло границы натекшей раньше крови. Он был очень спокоен и очень бледен, и только улыбался своим мыслям, глядя в потолок.
- Мальчик? – хрипло спросил он, слегка помедлив. - Мальчик – это здорово. Поздравляю. Как назовете?..
Кровь уже почти беспрепятственно лилась сквозь повязки, пропитывая багровой влагой простынь и одеяло.
Касавир немного помедлил и глубоко вздохнул, умеряя эмоции в голосе.
- Понятия не имею, - сказал он добродушно. – Давай вместе думать, у меня фантазия ни к черту, да и у Аланны тоже. Мы без тебя никак не справимся.
- Да уж, - усмехнулся Фил, вздохнул и покосился на Касавира. – Кажется мне, придется вам все-таки думать без меня. Ебанутая лошадь, Кас. А мальчик – это здорово. Я всегда сына хотел.
Он умолк, и на миг тишина сковала весь госпиталь. Касавир слышал, как звенит время, вворачиваясь в неё и бессильно пытаясь сдвинуться с мертвой точки. Оно звенело прямо над ним, вворачивалось в его слух, отдавалось болью в ушах.
- И я, - сказал он через сорок бесконечно долгих секунд. – Я тоже хотел сына.
Лоб и веки у Фила были очень горячими.
Госпиталь смело от одного заряда. Солдаты метались вокруг, кричали, пытались разобрать завалы, вызволить медиков и раненых. Касавир наблюдал за этим со стены и не мог заставить себя спуститься и помочь им.
- Интересно, что за магию они бросают, - сказал он устало и отер пот со лба. Перчатка была перепачкана в саже и рука под ней сильно болела, и он наверняка испачкал кожу темным мазком, но сейчас ему было плевать. Аэр покосился на него, хмыкнул и уставился вниз неподвижным взглядом.
- Интересно, - сказал он. – Интересно, что за магией они рассекают людей пополам вместе с доспехом. Уничтожают здания. Узнают, какие именно здания нужно уничтожить.
Касавир быстро глянул на него. Аэр смотрел вниз и хмурился. Они стояли на сторожевой башне стены, и до земли было далеко.
- Интересно, - сказал Аэр, кривя губы. – Они специально это сделали, или им просто повезло?..
В стороне с гулким хрустом и скрежетом обрушились руины белоснежного госпиталя, а Касавир наконец понял, о чем он говорит. Дом, прильнувший к стене храма Тира, а точнее, то, что от него осталось, давно разобрали, чтобы завалить речные ворота. На их оборону уже не оставалось сил. Он сам руководил работами – потому что Аэр был нужен на стенах, и потому что под завалами еще были тела. Он нашел Таймена и вынес его на руках из развала, плотно завернув в собственный плащ. Их с Аланной дом к этому времени уже сгорел и зиял пустыми окнами, но сад все еще был цел. Касавиру даже пришлось повозиться, чтобы сбить замок на калитке, который он сам запирал несколько дней назад. Пионы отцвели и роняли лоскуты листьев на плотный ковер сорняков.
Аэр появился спустя несколько минут после того, как Касавир переступил порог своего любимого сада. Стояла такая же жара, как и в тот день, когда все началось. Аэр почти силой отнял у Касавира лопату и с остервенением принялся копать, расширяя и углубляя яму, а тот молча смотрел на тело Таймена, которое лежало на истлевшей скамье. Перед тем, как опустить тело в могилу, Аэр хотел было развернуть укрывший его плащ, но Касавир не дал.
- Вы уже попрощались, - сказал он сухо, плотнее стягивая складки ткани. – Тогда, в его кабинете. вы попрощались, и довольно. Ступай. Ты нужен на стенах.
Аэр выглядел так, будто собирался его ударить, но только выматерился, отшвырнул лопату и ушел прочь, ногой выломав калитку. Касавир молча опустил тело Таймена в могилу и забросал его землей. Он сам нашел тело Таймена и знал, что Аэру нельзя позволить развернуть плащ. Уходя, он затворил калитку, хоть она и болталась на одной петле.
- Интересно, - проворчал Аэр, - если бы вместе померли, мы бы попали к одному богу, или каждый к своему?..
- Только душеспасительных бесед мне не хватало, - проворчал Касавир. – Давай не об этом.
- Хорошо, - покладисто сказал Аэр и вдруг счастливо, легко и очень свободно улыбнулся. – Ты не думай об этом. Тебе не надо. Аланна далеко. Кто у вас? Мальчик? Здорово. Это здорово, Кас. А я проверю.
Касавир молча смотрел, как он медленно, очень медленно, перекидывает ногу через изрешеченный стрелами и арбалетными болтами зубец, группируется как перед прыжком и с улыбкой соскальзывает вниз, туда, где скрытая дымом земля была очень далеко. Касавир знал, что все равно не сможет его отговорить или остановить, и только оперся спиной о холодный камень. Где-то в городе кто-то тщательно делил последний кусок хлеба, и Касавир мог только надеяться на то, что делят его дети, а не стремящиеся выжить любой ценой взрослые. Хотя теперь это не имело смысла. Ничто не имело смысла.
Его левую ладонь пекло болью, и Касавир машинально стянул перчатку, и так же машинально оглядел. На коже виднелся алый шрам, как после глубокого пореза. Он мог поклясться чем угодно, что не помнит, как порезался, но рука болела вполне явственно.
Луна висела над стенами почти вымершего от голода и опустевшего города, как декорация. Её бок был слегка подкопчен дымами погребальных костров. Касавир смотрел на эту болезненно-бледную луну и вспоминал, когда видел её в последний раз. Это было как раз в ту ночь, когда Аланна смешно и неуклюже шагнула в лодку. Она чуть не оступилась. Вода брызнула на набережную и намочила серые камни. Аланна плакала, изо всех сил стараясь не плакать, и от этого выглядела сердитой, хотя была напугана. Нишка придержала её под руку. Сэнд морщился, потому что не хотел терять время на прощанье. Аланна плакала, а он поцеловал её в лоб – и все. И все!..
Рядом скрипнул металл – за растрескавшийся зубец стены уцепился острый крюк. Касавир поглядел на него и ухмыльнулся. К крюку был примотан металлический трос, из тех, которыми снаряжают баллисты, и перерубить его мечом было невозможно.
Касавир облизнул пересохшие губы и прикрыл глаза. Он говорил, что догонит Аланну – а сейчас готов был молить любого бога, чтоб только её не догнать. Он говорил, что будет с ней – и соврал впервые в жизни. И сейчас он понимал, что тогда – стоя на спокойной набережной спящего и безмятежного города, соврал ей. И впечатал того мальчишку в стену, потому что знал, чем все закончится.
Ему было жаль, что пионы увяли и не смог положить на могилу Таймена цветов, хотя тот так их любил. И жаль, что Аэр решил уйти так просто – и что их с Тайменом никак не похоронить рядом, хотя это так естественно, чтобы любящие друг друга люди были вместе и после смерти. Жаль, что Фила закопали в братской могиле прежде, чем Касавир вернулся, чтобы забрать его тело и похоронить его, как подобает.
Металлический трос скрипел о камни. Касавир открыл глаза и понял, что не может подняться – что у него нет на это сил. Он с ужасом подумал о том, что Аланна останется совсем одна, что за ней некому будет присмотреть и что её, беспомощную в её женской слабости, сметет жерновом страшной и дикой войны, и он ничем не сможет ей помочь, хотя столько раз обещал.
Когда они расставались, Аланна плакала. Нишка поддерживала её под руку. Сэнд хмурился. Она три месяца покупала только ветчину, потому что не могла есть ничего другого. Грызла восковые мелки Таймена. Смеялась. Спала у него на плече. Боялась пауков. Хотела переделать сад. Куталась в его куртку на пристани и плакала. Так, что у него были мокрые ладони, потому что он касался её щек. Так, что левую ладонь жгло от боли. Прямо как сейчас.
Он увидел темный расплывчатый силуэт, который очень медленно вынырнул из-за каменного зубца. Касавир улыбнулся ему – потому что знал, что именно так выглядит его смерть, та самая, которой он десять лет готов был плюнуть в лицо и которой так боялся последние два года. Его живот прошило болью, но он даже не сразу понял, что его пригвоздили к стене копьем, только из горла в рот потекла горячая кровь, которой было очень много. Касавир сглотнул её, откинувшись на каменный зубец. Мимо него мелькали черные тени, которых было уже очень, очень много.
А потом он почувствовал, как сладко пахнут пионы в жаркий послеполуденный час.
- Эй! Ты тут?
Он покачнулся, неловко оперся рукой о доски, на которых сидел. Они скрипнули и хрустнули под весом его тела, и даже просели немного. Касавир с силой отер лицо ладонью и проморгался, уставившись на ярко-алые цветы.
- Ты что, уснул?..
- Нет, - шепнул он медленно и перевел взгляд на Аланну. – Что ты хочешь?
Она передвинулась поближе, повернулась, неловко потопталась на месте и села на край скамейки рядом с ним, неуверенно тронув его колено одной рукой и придерживая подол свободного платья второй.
- Я на рынок иду, - сказала она и почему-то встревожено. – Потому что я хочу персиков. И соленых орехов, и еще – большой кусок какой-нибудь рыбы. А ты что будешь?..
- Чего? – рассеяно переспросил Касавир.
Аллана поерзала немного и неожиданно пискнула – скамья, не выдержав их веса, с треском развалилась, и они оказались лежащими на земле среди обломков и металлических опор.
- Ты в порядке? – встревожено спросил Касавир, почти сразу же приподнявшись. Во рту он все еще чувствовал соленый металлический привкус собственной крови, но рука совсем не болела. – Аланна? Все хорошо?
- Всё твои дурацкие медитации, - пробормотала она, силясь подняться. – Помоги мне встать! Не видишь, я не могу…
Он повиновался, поднялся и помог ей встать на ноги, и даже отряхнул подол её платья от травинок и щепок. Аланна была очень близкой и очень настоящей, и Касавир наконец почувствовал, что вернулся в реальность. Он не совсем понимал, что с ним случилось, и не знал, как следует на это реагировать, но одно чувствовал точно – сейчас, именно сейчас он был в своем настоящем.
- Говори, что ты хочешь,- сказала она сердито и отбросила за спину тяжелую косу. – Я думаю попробовать купить рыбу. Я уже выяснила, что от утки и курицы меня тошнит, а все остальное я просто не люблю. И еще я хочу персиков.
- Попробуй купить ветчины, - рассеянно проговорил Касавир.
-Не люблю ветчину, - скривилась Аланна. – Но ладно, попробую. Поверю тебе на слово. К тому же это наполовину твой ребенок, так что ты должен знать, что он любит. Ветчину так ветчину. А то я совсем с голоду помру, - она выразительно огладила живот и рассмеялась. – Пойдешь с нами на рынок?
- Пойду, - сдержанно сказал Касавир и облегченно вздохнул. – Я от тебя ни на шаг не отойду теперь.
Аланна вместо ответа поднялась на цыпочки, потянула его за локоть, и, когда Касавир наклонился, звонко чмокнула его в щеку.
- А сад надо привести в порядок, - сказала она весело. – Ты уходишь сюда, и я совсем тебя не вижу. Прямо зазеркалье какое-то. Давай расширим пруд? Отделаем берега камнем, чтобы в жару можно было окунуться.
- Речка под боком, - проворчал Касавир. – И море.
Он глянул на левую руку – шрама не было и в помине. Кожа оставалась гладкой, её не саднило, боль не докучала и не пульсировала, разливаясь по ладони.
- Ну и что? – фыркнула Аланна. – А у нас будет пруд рядом с домом. И цветы нужно пересадить. Чтобы жасмин рос там, где положено жасмину.
- Конечно, - мягко согласился Касавир. – Завтра же найду хорошего садовника и приглашу его. Согласна?
- То есть, ты не против? – удивленно сказала Аланна и сунула ему в руки корзинку, с которой она обычно ходила за покупками. – Ну и ну, Касавир. Ты меня удивляешь. Но так даже лучше – успеем, пока малыш не родится. Спорим, что будет девочка?..
Из рыбной лавки Аланна вылетела стрелой, и едва успела добежать до ближайшей канавы. Касавир проводил её понимающим взглядом, погладил по спине, помог дойти до скамьи в тени старого платана, и за остальными покупками отправился уже без неё. Домой они возвращались с тремя фунтами ветчины, персиками и солеными орехами, довольные и немного усталые от жары.
- Я умоюсь, - сказала Аланна, едва Касавир затворил за ними беленую калитку. – Подожди меня, я сейчас вернусь и мы поужинаем.
- Ладно, - покладисто согласился он.
В кухне было прохладно и свежо. Новые деревянные шкафы, которые больше частью пустовали, все еще пахли лесом.
- А Фил уехал, да? – спросила Аланна, усаживаясь за стол. Касавир мыл в прохладной воде тяжелые, мягкие от спелости персики, и улыбнулся ей через плечо.
- А что?
- Ничего, - быстро сказала Аланна. – Хотела с ним посоветоваться. Да, в общем, не важно. Отрежь мне персика половинку, я целый не хочу. Сначала попробую.
- Ты что, хочешь, чтобы Фил придумал нашему ребенку имя? – проворчал Касавир. Он вытащил из ящика нож и аккуратно надрезал сочный плод.- Аланна, мне кажется, это слегка перебор. В смысле, он мой лучший друг, можно сказать, как родной брат, но имя нашему сыну мы должны придумать вместе с тобой.
- С чего ты взял, что сыну? – удивленно спросила Аланна. – Я вот думаю, что будет девочка. Ты что, не хочешь девочку?..
- Хочу, - весело сказал Касавир, незаметно опуская левую руку в миску с холодной водой. – Погоди немного, я порежу тебе другой персик, этот, кажется, немного подпортился.
- Вернусь в лавку и устрою скандал, - зевнула Аланна. – Завтра. Кстати, а ты пробовал каперсы?
Касавир покачал головой. Вода в миске окрасилась алым от его крови, и левую руку мучительно знакомо жгло.

@темы: Neverwinter nights

---

01

Я решила переехать, что-то мне захотелось полностью все поменять, а то на старом дневнике как-то неуютно. Правильно кое-кто сказал в свое время - нужно уметь вовремя встать и уйти.
Ну да ладно, в честь переезда я вспомнила, что являюсь гордой владелицей фотоаппарата! Собственно, фотографирую я как владелица фотоаппарата, а не как фотограф. И обрабатываю как рукожоп

город Пушкин, весна-2014

И кое-что из примеченного летом в отпуске.

еда и книжки

@темы: восхитительное сегодня, фоторужье